В статье рассматриваются воззрения графа С.С. Уварова в контексте «третьего русского национализма» – волны националистической идеологии и политики в России, связанной с деятельностью императора Николая I. Политика Уварова во главе Министерства народного просвещения, определяемая знаменитой «триадой», показывается как классическая форма националистического стандартизированного образования, нацеленного на унификацию школы, формирование национальных образовательных кадров, русификацию окраин и подъем национального сознания у представителей коренной национальности Империи. Относительный неуспех политики русификации окраин связан с тем, что она приходила в противоречие с политикой «русификации русских» – формирование восприятия России как самобытной цивилизации противоречило предназначавшейся Уваровым для нее роли в качестве носительницы европейской цивилизации для окраин. Отмечается, что под влиянием этого противоречия в трактовке триады самим Уваровым произошли изменения – в 1840-х годах он в посвященном славянской проблеме «Циркуляре» переходит к гегельянскому истолкованию русской народности как успешного исторического дела, а православия и самодержавия как характерных черт, определяющих эту народность. Такая трактовка окажет заметное влияние на формирование воззрений Константина Леонтьева. Однако приписанное Леонтьевым славянофилам противоречие «духу правления» Николая I и политике Уварова было в действительности гораздо менее острым. Для политической доктрины императора и министра был характерен именно национализм в самом строгом смысле слова – включая признание нации высшим источником политической легитимности. Расхождения между императором и славянофилами касались не направления, а темпов политических изменений.
Posts tagged славянофилы
Россия в японском зеркале: модернизация и поиск идентичности. 1865-1905
В статье предпринимается попытка путем сравнения России с Японией рассмотреть на макроуровне развитие российской идентичности во второй половине XIX века. Для этого прежде всего постулируется ряд базовых исторических различий между двумя странами, восходящих к отношениям России и Японии, соответственно, с Византией и Китаем. Автор доказывает, что эти базовые исторические различия сформировали условия, в которых российская и японская элиты периода модернизации вели поиски, направленные на определение идентичности своих стран. Далее рассматриваются сходства и различия между Россией и Японией в их стремлении к модернизации и самоуважению во время «Великих реформ» в каждой из двух стран, а именно в течение полувекового периода с середины 1850-х годов до 1905 года. Японская элита периода модернизации определяла национальную идентичность Японии в «триадическом» контексте, включающем в себя Японию, Запад и остальную Азию. В этом контексте японская элита стремилась сформировать национальное «самоуважение» путем демонстрации превосходства Японии над другими азиатскими (и, шире, не-западными) странами, измеряемого посредством критериев, заимствованных на Западе. Напротив, российская элита периода модернизации определяла идентичность России в «диадическом» контексте, включающем в себя Россию и Запад. Автор доказывает, что в целях формирования самоуважения России в таком сопоставительном контексте российская элита периода модернизации стремилась оспорить доминирующие западные критерии для измерения достижений различных стран и цивилизаций и таким способом продемонстрировать равенство России с Западом или ее превосходство над ним. Завершает работу обсуждение значения, которое поиски Россией (и Японией) своей идентичности в конце XIX века имели для последующей эволюции мирового порядка.